– А в селе сразу в корчму? – предложил Асмунд.

– До корчмы эта деревушка еще не доросла, – пробурчал Рудый с презрением. – Если есть где выпить, то лишь у войта.

– Тогда к войту?

Рудый поморщил нос, сказал раздумчиво:

– У местных старост в каждой бочке с пивом плавает по десятку утопших крыс, не считая мух, комаров, птичьего помета…

Олег оглядел свой маленький отряд:

– Если даже Рудый отказывается от пива, то силы есть. Проедем эту весь. Потерпите! Скоро Новгород!

Глава 27

Страх и подозрительность чувствовались в самом воздухе. В каждой веси, через которые проезжали, видели вооруженных людей. В двух весях встретили на околице крепкие мужики с топорами в руках. Их лица были недружелюбными, глаза обшаривали путников подозрительно. В третий раз, когда столкнулись с такой заставой, усталый и взвинченный Рюрик рявкнул раздраженно:

– Прочь с дороги, смерды!.. Нас четверо и две женщины с ребенком – какой от нас вред? Нам только приклонить головы на ночь, купить еды. За ночлег и еду заплатим. Если не расступитесь, то, клянусь Перуном, сметем с пути, хоть вас семеро!

Мужик стоял посреди дороги, в руках блестел огромный топор. Он еще шире расставил ноги, лицо исказила зловещая улыбка. Олег ожидал услышать ругань, но мужик лишь рявкнул зло:

– Иваш! Степан!

Справа и слева по обе стороны дороги из-за сваленных деревьев поднялись кудрявые головы. Кривичи, судя по всему, – каждый кривил левый глаз, целясь правым. Длинные стрелы с железными наконечниками остро смотрели на чужаков, каждая тетива была оттянута до уха.

– Мы друзья! – сказал Олег громко. – Я волхв-пещерник, видите сами. Мы смертельно устали, у нас больные женщины, ребенок… Но если вы не пропустите нас, мы смиренно объедем стороной.

Игорь на руках Гульчи заревел во весь голос, обиженно потер ягодицу. Мужик поглядел на Гульчу подозрительно:

– Иваш, всех держать на прицеле. Святого пещерника в особенности, у меня глаз на таких наметан. Возле них всегда черти крутятся! А вы, бродяги, завертайте оглобли!

Олег придержал Рюрика, который налился злой кровью и рвал из ножен меч:

– Уходим. Не надо сердиться.

Рюрик бросил на него возмущенный взгляд, но пещерник уже повернул. Гульча ухватила коня Умилы под уздцы, пустила следом за Олегом, Асмунд толкнул Рудого, они повернули коней.

– Как он тебя! – покрутил головой Асмунд. – Как в воду глядел! Возле святых, мол, завсегда что-то такое крутится. Такое-эдакое, сам понимаешь…

– Ты к нему едешь ближе, – напомнил Рудый. – Может быть, это о тебе? А какой князь у нас, а? Орел, верно? Который деревья клюет.

– Горяч, – согласился Асмунд, не поняв намека. – В походы никогда не берет обозы. Но ежели война в самом деле кормит сама себя – а она кормит! – то чего таскаться с запасами?

Рюрик, однако, понял громко сказанный намек, поспешно подъехал к Умиле, обнял, сказал виновато:

– Прости… Забываю обо всем, когда гнев бьет в голову.

Они объехали и эту весь, заночевали в лесу. Олег с помощью Асмунда насобирал ягод. Рудый сбил стрелами двух рябчиков. Вернулся чубатый воевода какой-то смущенный. Асмунд спросил подозрительно:

– Это все? Ничего не подстрелил?

– Да не, почему же… Козу подстрелил, – ответил Рудый вяло.

– Козу? – удивился Асмунд. – Дикую?

– Да не то чтобы уж очень дикую… Совсем диким оказался хозяин козы.

Костер разожгли покрупнее, потому что Умила часто кашляла, в груди у нее хрипело, она теперь постоянно зябла, куталась в оба плаща: свой и мужа. Олег поджег длинную сушнину, вместе с мужчинами натаскали гору сухих веток. Перед сном Рудый долго гнездился, подтыкивая шкуру со всех сторон, уже засыпая, поинтересовался:

– Скажи, мудрый волхв, что нужно, чтобы прожить сто лет? Или тысячу?

Олег подумал, ответил медленно:

– Не пей вина, пива, медовухи, не бегай по бабам, не играй в кости, не дерись…

– И проживу?

– Нет, но так покажется.

Рудый возмущенно фыркнул, укрылся с головой. Из-под шкуры донесся глухой голос:

– Пусть вам приснятся вещие сны!.. Я, правда, не люблю заглядывать в грядущее.

– Правильно делаешь, – одобрил Асмунд. – Что за радость рассматривать себя на виселице с высунутым языком?

– Вещих снов не бывает, – пробурчал Рудый из-под шкуры. – Бывают только плохие.

– Ты веришь в плохие сны? – удивился Асмунд.

– Конечно, верю, – отозвался Рудый убежденно. – С той поры, как меня сонного обокрали!

Рюрик заботливо укрыл Умилу, Игоря взял к себе на колени. Голос князя был задумчивым:

– Прошлую ночь мне приснился вещий сон, но только наполовину вещий. Мне снилось, будто я несу тяжеленный мешок золота. Несу на гору, правая рука разнылась, плечо просто онемело… Проснулся: золота нет, а плечо и правая рука в самом деле болят!

После скудного завтрака снова выехали на дорогу, почти сразу увидели густой дым вдалеке. Горела весь. Дважды Олег уводил отряд в лес: по дороге проносились конные дружинники, а позади поперек седел везли раненых и убитых.

Когда подъехали к Шаруграду, крупному городищу, еще издали заметили черные клубы дыма. Из-за бревенчатой городской стены несло гарью, слышались звон оружия, ржание испуганных коней. Ворота были распахнуты настежь, трупы стражей лежали поперек дороги, земля под ними пропиталась кровью. Упершись спиной в ворота, сидел старший дружинник. Он был утыкан стрелами так густо, что походил на гигантского ежа. Бледный как мел, он умирал в луже крови.

– Кто в городе? – крикнул Рюрик.

Воин пошевелил синими губами. В уголке вздулись красные пузыри, он сипло закашлялся, на квадратный подбородок брызнули сгустки крови.

– Под личиной купцов… Если вы… спасите князя Годоя…

Губы застыли, как на морозе, последняя струйка крови иссякла. Рюрик зло выругался, сдавил шпорами бока коня, вихрем пронесся в городище. Асмунд вытащил топор, и все – согласно или несогласно – помчались за князем.

На улицах было странно тихо, окна плотно закрыты толстыми ставнями. Шум схватки доносился от центра городища, оттуда ветер принес запах дыма и гари. Маленький отряд галопом ворвался на площадь, где яростно рубились около двух сотен воинов. В середке дрались, окруженные со всех сторон, бородатые воины в остроконечных шлемах – все в добротных доспехах, крепкие, явно дружинники. Их окружили воины в шеломах, похожих на чугунные горшки. Над головами мелькали копья, топоры и странно изогнутые посередине мечи. Железо сшибалось со звоном и жутким лязгом, страшно кричали раненые. В воздухе висела тяжелая брань, кроме гари пахло кровью и потом.

Асмунд спросил жадно:

– Мы за которых?

А Рудый пробормотал:

– Что-то не узрел родни…

На миг Олег ощутил симпатию к пронырливому воеводе: глупо и очень по-славянски лезть в междоусобную свару соседних племен, рисковать головами, в двух шагах от цели свернуть в сторону, забросить все, ради чего пролили свою и чужую кровь…

– Наши в середке! – закричал Рюрик. – Всегда правы те, кто в меньшинстве!!! Поляне в беде! Слава!

– Слава! – заревел Асмунд страшным голосом.

– Как благородно, – пробурчал Рудый иронически.

Рюрик и Асмунд пустили коней в галоп. Рудый вздохнул, вытащил сверкающую саблю и нехотя послал коня следом. Олег взял в руки лук, поправил за плечами колчан. Полянина учат с трехсот шагов попадать в тыкву, а еще пять стрел должны быть в воздухе. Олег помнил свои слезы, но с тех пор научился держать в воздухе семь стрел, прежде чем первая срывала подвешенное на нити обручальное кольцо…

Рюрик с воеводами ворвались в плотную толпу, оставляя за собой широкую просеку. Нападающие были пешими, тяжелый меч Рюрика молниеносно падал сверху направо и налево, с хрустом рассекая железные шлемы. Асмунд с ревом обрушивал страшный топор, разрубал противника до пояса. Рудый легко помахивал саблей, но вокруг него опускались на землю чаще, чем от длинного меча князя или тяжелого топора воеводы.